Читать интересную книгу Ультрафен. Роман. Книга 2 - Александр Миронов

Прошёл к шкафу, открыл его и посмотрел на себя в зеркало, прикреплённое к дверце. Та-ак, а что? – ничего местами, где моль не побила. Но, однако же… детской свежести не наблюдается. А если ещё год-два? Ей-то они на пользу, а вам, Анатолий Максимович… Уголок губ дёрнулся в ироничной усмешке, и он закрыл шкаф.

– Глупости все это, Анатолий Максимович, глупости, – проговорил он, не то, убеждаясь сам, не то, убеждая кого-то.

Зазвонил телефон. Анатолий поспешил к нему. Услышал голос Прокудина.

– Ты ещё не ушёл? – спросил он.

– Да нет. Дело по Заичкину заканчиваю.

– И надолго.

– Да думаю ещё на часик призадержусь.

– Ну ладно. Тогда – пока.

Анатолий положил трубку, побарабанил в задумчивости по телефону пальцами. Где же ты, моя Сулико?..

Ну что же, пока есть время, посидим над Заичкиным. Открыл сейф и достал из него папку, бросил её на стол.

Раскрыв дело наткнулся на первый лист, исписанный почерком Светланы, и позавидовал о том, что не умеет так красиво и ровно писать: буковка к буковке, строчки, словно по линеечке очерчены, хотя бумага писчая, нелинованная, и каждая буковка имеет определённый чёткий наклон и размер. И невольно улыбнулся: отличница!

На следующих страницах пошла писанина Михалева – её хотелось скомкать и выбросить, даже стыдно рядом положить…

Он углубился в прочтение протокола и в размышления по нему.

Незаметно прошли полчаса. Анатолий встал, походил по кабинету, поразмялся, лёг грудью на подоконник на руки, сделал с десяток отжиманий, поприседал и вдруг пошёл в присядку под «камаринского» от окна до двери, сам себе аккомпанируя на губах.

У двери вскочил на ноги и, как артист на сцене, сделал заключительное па: притопнул ногой и вскинул над собой руку. И рассмеялся. Вот, где таланты пропадают!

Плясать он немного мог, отец научил, и если бы сейчас эти танцы культивировались в народе, то его способности, разумеется, развились бы, но, к сожалению, от русских танцев мы далеко ушли и не совсем вперёд, а в эру папуасов и питекантропов. Эх-хе, с сожалением вздохнул Анатолий и вновь сел за стол. Ну что она не звонит?!.

Прошло ещё полчаса, и он не выдержал. Ждать не было сил. Теперь уже желудок не давал сидеть на месте. Уже не есть, а просто жрать хотелось и со страшной силой.

Все, хватит, натерпелись! Он закрыл папку в сейф, забрал спички, лежащие у телефона, и направился к двери. Может быть, из города откуда или уже из дома удастся созвониться со Светланой.

Кстати, может получиться неплохой повод для вечернего свидания?.. Усмехнулся неожиданной мысли. А почему бы и нет? – она ему нравится. Правда, в ней есть кое-какие качества, несколько отпугивающие от неё. А может это не так уж и плохо. Серьёзность в человеке – качество нелишние. На отдельных вдов и разведёнок посмотришь – печати ставить негде, а эта уже почти два года одна и никаких хвостов, – насколько точно он обладает разведданными.

– Ладно, Малинка, вопрос в другом: что тебе, дорогуша, от меня надо, и насколько это серьёзно? – сказал он вслух, выйдя из Управления на улицу.

Итак, куда? Этот вопрос всегда возникал, когда он выходил на крыльцо: то ли подаваться на автобус, то ли на трамвай? На автобусе быстро ехать, но далеко до остановки идти. На трамвае долго ехать, но зато он рядом за углом. Ладно, сегодня можно и подремать в трамвае, за день надёргался, наплясался, можно и отдохнуть.

11

В кабинет Мáлиной вошли Андрей Андреевич и Викентий Вениаминович.

– Ты ещё не ушла? – удивился Андрей Андреевич. – Вот и кстати. Слушай, Света, окажи любезность, проводи нашего гостя, а? Сама понимаешь, долг гостеприимства обязывает, а мне никак нельзя. Дел много, – он провёл рукой себе едва ли не по горлу.

Светлана изучающе посмотрела на обоих и почувствовала подкатившуюся обиду. Так, ясно. Проявить заботу, то есть… У самого не получается, так гостя подставляет, из долга гостеприимства, значит! Нашёл подстилку! Пошёл вон! – едва не выкрикнула вслух. Глаза выдали негодования, заблестели от обиды.

Её заминку, перелом настроения уловил гость.

– Светлана Ивановна, это вовсе не обязательно делать. Но если нам по пути, то я с удовольствием с вами прогулялся бы по городу. Давно здесь не был, да и есть, о чём нам с вами поговорить.

Светлана подавила вспышку гнева.

– Хорошо… Пожалуй… – согласилась она и с сожалением посмотрела на телефон. «Не позвоню Толе. Может с города откуда?..»

Андрей Андреевич вернулся от Мáлиной в расстроенных чувствах. В тайне он желал, чтобы она отказалась, а лучше – послала бы их… Ведь Светлана поняла, что к чему. Тогда и с его стороны были бы соблюдены все формальности гостеприимства. А тут! Хоть и просквозило в её глазах негодование, а не отказалась.

Это он, Кент, настоял на том, чтобы он свёл его со Светланой. У него к ней, видите ли, есть вопросы, они желают с нею побеседовать и в непринуждённой обстановке, на прогулке. Предлог! – и нас в том никто не разубедит.

Андрей Андреевич сел за стол и резко снял с телефона трубку.

И она: ах-ох, как вы могли! – тут же: пожалуй… Ух! – недотрог, паинек из себя корчат, а как подвернулся момент – пожалуй.

Набрал номер, и в трубке послышался голос Прокудина.

– Ты один? – спросил Андрей Андреевич резко. – Ну как, Феоктистов не поделился с тобой своим секретом?.. Отшучивается? Он дошутится. И ты вместе с ним… Что он вознамерился дальше делать и куда со своим прибором направиться?.. Так-так. Совсем парень оборзел. Причём тут Шпарёв и руководство комбината?.. – почесал в раздумьях высокие залысины и стал прощаться: – Ладно, Женя, я всё понял. Пока. – Недослушав прощального слова, нажал на рычаг.

Тут же набрал другой номер.

– Да, Блат-штейн слушает, – услышал он размеренный голос с мягкими интонациями, как у одессита.

– Я по Феоктистову Яков Абрамович.

– Что с ним?

– Завтра он будет заниматься вами, то есть управлением комбината и АТПр.

– Причина?

– По делу Шпарёву.

– О, тогда ты не ошибся, тогда мной. Шпарёв был моим личным подопечным.

– Феоктистов считает, что вы там приложили руку к его гибели, или довели до самоубийства.

– Какой вздор! Совсем у этого следока крыша съехала, – возмутился Блатштейн. – Пора его ставить на место, приземлять. У тебя всё?

– Да.

Яков Абрамович на секунду замолчал. Андрей Андреевич терпеливо ждал.

– Слушай, позвони Прокуднику-поскуднику, узнай, где Феоктистов? И тут же позвони мне.

– Хорошо, Яков Абрамович.

Выяснение не заняло и пяти минут. Вначале Андрей Андреевич позвонил Прокудину. Тот – обратно ему. И уже после него Андрей Андреевич доложил:

– Яков Абрамович, Феоктистов у себя, и будет в управлении ещё час, а то и полтора. Разбирается с делом Заичкина.

– Добро. А мы сейчас его делом займёмся. Нужен буду – звони.

– До свидания, Яков Абрамович

Андрей Андреевич посидел какое-то время с трубкой в руке. Потом положил её и поморщился, как от кислого варения. Поднялся из-за стола и направился к двери.

А делом Феоктистова Яков Абрамович занялся сразу же после звонка Андрея и круто. Срежиссировал все так, как учили когда-то в НКВД, в МВД, в прокуратуре, в которых некогда он работал и не без успеха, проявляя свои незаурядные способности. И сейчас, помимо тех людей, что имелись у него в родных правоохранительных органах города и области, были и другие кадры, боевые, на всякий экстренный случай, который сегодня и приспел.

12

В медвытрезвитель был доставлен очередной пьяный гражданин. Двое сержантов, доставившие его, сидели на деревянном диване и с насмешкой наблюдали, как им занимаются Галимханов и медбрат Глотко.

Медицинский работник пытался едва ли не силой заставить пациента дуть в индикаторную трубку, уговаривал его. Тот противился.

– Давай, хлопчик, дыхни, а?

– Чо, так не вишь? Ну, пьяннай, ну выпил. Ик!

– Ну, дунь, хлопчик, ну дунь!

Хлопчик наконец уразумел, что от него требуется, набрал в грудь воздуха и с шумом дунул в трубку. Та посинела.

– Во! Ви-ишь, ик! Ты мне потом её подаришш.

– Подарю

– А мож счаз? Отпустите меня домой, и я с твоим пода – ик! – рком уйдю, тьфу, уйду.

Ноги у пьяного подкосились, Галимханов поддержал его.

– «Домой», – передразнил Галим. – По кустам шарахаться?

– Не-ка, ик! Как штык домой придю, тьфу, при-дю. Нет, – покрутил головой, – приду! Во, праильна, ик! – при-дю, – и захохотал оттого, что не может правильно выговорить.

Галимханов обыскивал пациента. Из карманов достал ключи, видимо, от квартиры, десять рублей и мелочь. Положил всё это на широкую доску бордюра дежурки, за которой сидел Бахашкин за столом и записывал в журнал посетителей перечисляемые предметы.

– Ик! Домой хочу, – канючил пациент. – Отпустите меня домой. У меня дети есть, у меня баба есть, – и всхлипнул, – а вы, черти, меня – ик! – не отпускаете.